Вот еще один мой фиГ

Название: Мужчины не плачут
Автор: BEASHKA
Бета: LaSuena (преогромнейшее ей пасиба =)
Жанр: что-то типа ангста
Рейтинг: PG
Пейринг: РУ/ГГ
Саммари: После победы над Волдемортом двадцатилетний аврор Рон Уизли возвращается в родной дом. Он – единственный выживший из его семьи. Возможен ООС

***
Рассвет. Первые лучи солнца чуть робко пробиваются сквозь светло-серые пушистые облака. Голубоватое небо светлеет, призывая птиц просыпаться: уже шесть часов утра.
Птицы начинают звонко петь, радуясь весне, но они отвыкли просыпаться на два или даже три часа раньше, ведь зимой в это время было ещё холодно и темно.
А ты не спишь. Ты бодро поднимаешься по скрипящим ступенькам своего родного дома – теперь пустующего, но все равно чистого. В нем уже не так шумно: не бегает твоя младшая сестренка, старшие братья-близнецы не затевают очередной эксперимент со всякими заклятиями, не гремит посуда на кухне… все по-другому. Тихо.
Ты провел здесь целых семнадцать лет своей жизни. Ты поднимаешься в маленькую комнатку на третьем этаже, которая служила тебе и спальней, и местом развлечений. Входишь – такой же беспорядок, даже постель не заправлена… видно, ты куда-то сильно торопился. Ты потихоньку проходишь в комнату – приходится слегка нагибаться, чтобы не задеть потолок: настолько ты вырос.
На пыльном подоконнике валяется посеревший плюшевый мишка. Тот самый, которого однажды Фред превратил в паука (правда, твой брат вернул ему обычный облик) – с тех пор ты так боишься этих существ.
Мигом нахлынули воспоминания: тогда ты в первый раз заплакал, от настоящей обиды. А отец всегда говорил тебе: «Рональд, настоящие мужчины не плачут. Разве ты не хочешь стать мужчиной?» И ты, маленький и глупый, просто кивал: тебе нравилось слушать папу – многие из его поучений запомнились на всю жизнь.
В семь лет он научил тебя писать. Запомнив все прописные буквы, ты аккуратно выводил: «Настаящии мущины ниплачют». Папа увидел твою надпись и захохотал: не понимал, как те слова были важны для тебя.
Ты берешь своего мишку, прижимаешь к груди и садишься на узкую кровать. Ты уже не ребенок, но отчего-то так хочется вернуться в детство… не испытывать взрослых переживаний, не… не чувствовать боли, когда ты вспоминаешь… ее .
Гермиона была твоей лучшей подругой. Хотя, для тебя она уже давным-давно больше, чем друг. Семь долгих лет…
Ты смеешься: как же мог быть таким глупым? Как мог не знать, что ей наплевать на тебя и на твои чувства?.. У нее есть Крам, а ты… ты, ничтожество, ей в подметки не годишься!
Смех сквозь слезы… Какие слезы?! Ты же мужчина! А мужчины не плачут, они не должны позволять себе…
Ты смаргиваешь слезинки с глаз и тупо пялишься в потолок, обнимая мишку.
Для кого ты здесь? Неужели кому-то ты ещё нужен?
«Нет, - шепчет внутренний голосок. – Гермиона тебя и не вспоминает, у нее своя семья, дети, наверное… И зачем ты позвал ее на эту встречу? Забыл, как она уехала в Болгарию три года назад? Знаешь, что она не придет, только напрасно надеешься!»
Боль пронзает сердце, как остро заточенный кинжал. Ты нервно покусываешь губу… Но нервно ли? Может, ты пытаешься заглушить мерзкое ощущение пустоты в душе?.. Ты и сам не знаешь и просто поглаживаешь белого мишку… Он мягкий, и это напоминает ее волосы. Когда в последний раз ты ощущал шелк ее кудрявых прядей у себя на губах?
Когда ты обнимал ее на похоронах Дамблдора. Она плакала, уткнувшись тебе в плечо, а ты неловко поглаживал ее по голове и решил тихонько и осторожно поцеловать ее макушку… так незаметно…
Она и не подозревала, что ты любил ее.
А ты… ты, идиот, надеялся… но так и не признался ей.
Ты чувствуешь, как одинокая слеза катится по щеке и падает прямо на мишку, теряясь в его плюшевой шерстке.
Но ведь мужчины не плачут, Рональд.
- ДА НАПЛЕВАТЬ!!! – кричишь ты, резко вставая с кровати. – Значит, я не мужчина, не мужчина!!!
Сердце колотится с бешеной скоростью, щеки горят, а глаза – красные от навернувшихся слез. Слез обиды. Отчаяния. Горя. Боли. Одиночества.
Обессилев, ты падаешь на кровать. Ты просто не способен себя сдерживать.
Рыдания раздаются по всей комнате. Ты все еще плачешь в мишку, словно маленький ребенок.
Всхлипываешь. Вздыхаешь. И снова – солоноватый привкус на шерсти мягкой игрушки.
***
Настенные часы в комнате пробили девять часов утра. Ты просыпаешься: слезы заставили заснуть. Щеки до сих пор покрывает румянец. Ты в отчаянии прижимаешься носом к мишке, чтобы снова ощутить мягкость его шерстки и вспомнить Гермиону.
И вдруг хлопок и до боли знакомый голос:
- Что с тобой, Рон?